Властью не делятся. За нее убивают и умирают. И снова стремятся, потому что удовольствие от власти – одно из самых сильных, которое познало человечество.

Когда мой друг и волею судеб начальник, возвратившись из отпуска, начал орать на своих подчиненных, я сползла под стол. «И ты, Брут? Неужели и тебя, видавшего виды и жизнь, сломила власть?» – думала я. Осознание этого было ужасно, мерзко, но очень жизненно. И даже логично.

Власть кабинетная. Казнить нельзя помиловать

Здоровым и богатым быть лучше, чем больным и бедным. Мир принадлежит первым. Выживает сильнейший. Карабкаться все выше и выше, обламывая ногти, наступая на ноги и получая такой заряд адреналина, от которого кровь в жилах, мурашки по коже и шерсть дыбом.

Первые деньги, здоровая злость, выше – сильнее – циничней. Машина – кабинет – приемная – секретарь.

…Никогда не думала, что высиживание в приемных больших начальников по часу и более все еще существует.

«Николай Николаевич занят. Его второй помощник обязательно сообщит о вас первому, как только найдет минутку в графике». И полный удовольствия – от чувства собственной значимости – взгляд. Секретари, официанты и швейцары всегда самые значимые люди. И тут в голове начинает всплывать давно забытая марксистская теория в изложении старого юмориста профессора философии: «Для власти всегда нужны двое – субъект и объект. Да-да, деточка, точно так же, как в телесной любви. Один любит унижать – другой позволяет это с собой делать».

Власть невозможна без подчинения. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Хочу ли я сидеть в приемной. Для меня это действительно важно? Да. Важно. Но сидеть не хочу. Включаем смекалку. Усыпляем бдительность секретаря. Она на минуточку отворачивается, и… оп – я уже в кабинете. Весело. Флюиды ненависти, исходящие от милой, но недалекой Валентины, почти пробивают дверь.

«Ничего не поделаешь. Я ее уволю. Не справилась. А инициативных люблю», – говорит Иван Иванович. При этом решение моего вопроса откладывается. На неопределенное время. Чиновничья власть улыбается во весь звериный оскал. Если не ты – тогда тебя. На войне как на войне.

Власть политическая. Больные люди. Комплекс «велосипедиста»

Семен Глузман, психиатр: «Власть – не просто наркотик. Это и прямые и косвенные деньги, поддержка бизнеса и свет софитов. Вы, журналисты, берете у них (политиков. – Ред.) интервью только тогда, когда они депутаты и премьеры. А когда они пенсионеры, вы же с ними не хотите встречаться. Общаться с прессой же хочется вечно».

«Что происходит с политиком, который больше не у власти? Крышу сносит от унижения», – это усредненный ответ. Если без диктофона, мишуры и красивостей о судьбе народа. В этом мире царят грубость и странные ценности. Слова жестки и не обязательны к исполнению, взгляды на жизнь циничны, а томная усталость от бесед с журналистами перемежевывается вспышками гнева на более удачных сотоварищей. Комплекс велосипедиста в полный рост – как только ты перестаешь крутить педали, падаешь. Останавливаться нельзя. Самое ужасное – не светиться, не мелькать, не высовываться. Иначе – забытье. «Как ты можешь брать у этой падлы, возившей зад сама знаешь кому, интервью? Других что ли нет?» – и такая тоска на лице, что не у него, родимого… И все это всерьез. До побелевших губ, нервно двигающихся желваков и пота на висках. Смотришь, слушаешь и понимаешь – сделает все. Чего бы это ни стоило. Вечный двигатель в чистом виде. Что по этому поводу говорит теория? «Увеличение власти никогда не дает субъекту полного удовольствия. Наоборот, вызывает еще большее стремление контролировать других и влиять на них. Чем больше власти, тем сильнее стремление к ее расширению. Учите, матушка, матчасть».

Держать дистанцию. Не верь, не бойся, не проси

Но! Если полное удовлетворение невозможно, тогда вопрос – чем заместить наслаждение властью? Тут уж как кому повезет. Кто-то лечится у дорогих наркологов, другие уезжают в Тибет, в исключительных случаях начинается новая жизнь.

Иоланта Квасневская, десяток лет ковавшая власть вместе с супругом Александром, говорит без обиняков: «Ах, какое облегчение я чувствовала, когда мы уходили. Это похоже на ощущения детей, хорошо выучивших урок. Ощущение хорошо сделанной работы и свободы».

И дальше: «Я слишком хорошо знаю, что значит быть главой государства, чтобы спешить туда возвращаться. Политика очень часто мешает жизни. И меняет людей».

В большинстве же – попытка возврата к Власти. Более жесткий и изощренный римейк. Через митинги, непогоду и слякоть. Путем политреформ, гражданских форумов, общественных организаций и карьерного роста. Во имя чего? Это к Бенчли: «Тот, в чьих руках власть, всегда одинок». Или к Оруэлу: «Цель власти – власть».

…А история с другом, с которой начиналось повествование, закончилась хорошо. И пусть у него нет «скандальной» треуголки, как у Наполеона, зато есть понимание того, что каждый спонтанный скандал должен быть хорошо продуманным и тщательно подготовленным. И дело вовсе не в том, что таких не берут во власть. Дело в том, что они туда не стремятся.

Источник: ИнтерМедиа консалтинг
Фото: ИнтерМедиа консалтинг

 Версия для печати